Змей решил, кажется, приблизится, во всяком случае эта вмиг переставшая быть дружелюбной морда стала двигаться. Это было заметно даже в тусклом багровом свете лампочек. Слова о любви никак не успокоили мальца, возможно, виновата такая экстравагантная обстановка подземья.
Агито отшатнулся, пытаясь уйти от такой тесности, как его ударили по лицу. От неожиданности Агито вздрогнул (боли пока не было), отступился и упал на заграждение. Огородка угрожающе заскрипела и едва подалась, предупреждая о пропасти за ней. Губы, грудь и пол медленно заливала красная жидкость, которая в свете ламп будто покрылась глянцем. Только сейчас пришла ноющая тупая боль - Агито разбили нос и рассекли верхнюю губу. Мальчик схватился за лицо, сразу измазав руку в живой воде (кровь иногда называют живой водой).
Карабаясь о ржавую загородку, Ванижима медленно осел на пол - ноги никак не хотели держать пацаненка, и с видом побитого щенка уставился на Крокс Шенкса, который возвышался сейчас над мальчиком как высокая башня. Пацана охватила дрожь и паника. По прежнему держал руки у лица, он умолял о пощаде.
Александр... Где же вы... Правда... Нет у меня никого. Я сам за себя. Нет у меня друга... Никого нет. Значит, надо самим...
Он коротко всхлипнул - так, потому что змей стал говорить воистину страшные вещи, такие, что комок слез словно наглухо засел в горле: не вздохнуть, не выдохнуть.
- Раздевайся. Снимай с себя всё.
- Он н..н..не об..б..бъяснял... - непослушными от ужаса губами выдохнул мальчик, придвигаясь к загородке. Та вновь угрожающе заскрипела. Даже в таком тусклом освещение видно было, что мальчика колотит от всепоглощающего страха. - О..н.. н...не ус..сп..спел...
Схватившись за плечи и подтянув колени, Агито взирал снизу вверх на мучителя. Несмотря на мнимое объяснение, Агито знал, что сейчас будет больно, а главное, мерзко. Знал, потому что это уже происходило. Знал он и то, что и как тогда, никто его здесь не найдет. Это будут последние минуты - судорожно думал Агито, не замечая, как по щекам пополам с кровью бегут слезы безысходности. - Кто же знал, что это повторится... Я с таким трудом восстановил внутреннее равновесие, а он снова его все разрушит. У меня больше нет сил начинать все заново...
Агито стал трясущимися руками снимать зеленую майку. Холод подземелья сразу обхватил ледяными пальцами за бока, вдыхая могильный холод. Но это было уже неважно. Это были последние секунды. Расстегивая и вынимая ремень из джинс, Ванижима представлял, как накинет этот ремень на шею, сильно сдавит и отклонится назад. Чтобы больше никто, никто не смог найти его на этом свете. Не найдет и не воспользуется.

Наблюдать, как мальчик выполняет приказ, было очень приятно, но времени, времени оставалось мало. Конь был здесь, змей слышал топот тяжёлых ног. Сапог, оставленный на поверхности, привлёк его внимание, на это и  рассчитывал психопат, вообразивший себя режисёром этого маленького театра. Пьесы на троих. "Сценарий" писался, пока анаконд тащил мальчика сюда, на эту, должно быть, последнюю для них сцену. Первые строчки возникли в его голове после того, как он пообещал написать сказку про Агито. Он назвал её "Как конь спас своего мальчика". Не ахти какое название, но времени у него было не так много.

- Ничего. У него ещё будет время объяснить. И может быть, даже показать. Слышишь его?

Ванижима содрал наконец с себя майку и узкие трясущиеся руки юноши принялись за джинсы, расстёгивая модный, красивый ремень. Маленькие пальчики, испачканные кровью, скользили по пряжке, и поэтому не сразу справились с ней. Услышав приближающийся топот и тяжёлое дыхание - казалось, целиком состоящее из ненависти, Шенкс присел рядом с мальчиком, помогая ему. Так ласково и заботливо, будто настоящий отец - укладывающий сыночка в кровать (правда, сыночек был уже взросленький, но и такое тоже было возможно - напился с друзьями, например). И в каком-то смысле, так оно и было. Последней строчкой в постановке змея были именно эти слова - "доброй ночи, малыш".

- Успокойся, малышь... Я нашёл тебя, это я, твой Астелл.

Стянув с Агито джинсы и бельё, анаконд отправил их вслед за майкой - вниз, и одежда плавно растворилась в бездонном мраке. Как будто краткая счастливая жизнь мальчика с конём была лишь счастливым сном. Змей вынул идаельно выглаженный чистый платок из кармана брюк, и аккуратно, бережно вытирал окровавленное личико Агито, когда конь произносил эти слова.

Огорчённо вздохнул.

Маньяк надеялся уделить заботе немного больше времени. Например, ослепить подростка, а потом прижечь рану и сделать перевязку. Ну, что ж, не судьба.

Мягкие прохладные руки обхватили гладкие бока мальчика и чудовище поставило его на край ограды. Теперь хватило бы малейшего движения, чтобы Агито сорвался вниз. Или негромко хрустнул в его объятьях... как хрупкий раздавленный цветок.

- Держись за меня, - шепнул змей, и выскользнувший из пасти язык полоснул его по ушку. - А теперь ответь ему и скажи, что упадёшь, если он не отбросит нож. И пусть отойдёт подальше.

Прохладная, мягко переливающаяся ладонь, более светлая с внутренней стороны, уже не удерживая мальчика, скользнула по нежной худенькой спинке - от выпирающих острых лопаток до изгиба маленького зада, нежно стиснула ягодицы. Пальцами другой осторожно убрал волосы с разбитого лица и подцепив повязку, аккуратно потянул её с лица, обнажая пустую глазницу.

- Не бойся, больно не будет.

Эта змея, это проклятое существо, сейчас все зависело от него. Как же Агито не любил тех, кто ограничивал его в свободе. Однако малец не мог сейчас поступить так, как именно он хотел. Если он отпустит этого маньяка, то не удержит равновесия и полетит в пропасть. И, хотя совсем недавно это было бы наиболее верным решением - так думал пацан - сейчас же перед Астеллом не хотелось покончить с собой. Немаловажную роль сыграло и то, что все же конь пришел к мальчику, не бросил, не кинул.
Тем не менее, пока мальчуган заливался слезами, плечо змеи вдруг исчезло из-под его рук. Шипение, прежде почти оглушавшее, стало чуть тише, а потом послышалось падение тела. Агито потерял было равновесие, медленно откидываясь назад и уже обреченно закрывая глаза, как его тонкую левую руку грубо дернули вперед, а затем теплая, от которой по телу побежали мурашки, рука подхватила за поясницу, не давая упасть. Секундой позже Ванижима прижимался телом к своему спасителю-коню, уткнувшись носом в его широкую грудь и запоздало дрожа от страха.
Змей уже вставал, немного развязно взял свою одежду. В его глазах больше не было злобы, что удивительно. Когда же анаконд удалился, Агито, все еще прижимаясь, тихо просипел (голос сел от холода):
- Спасибо вам...
Астелл был таким горячим, что мальчишка неосознанно тянулся к теплу, пытаясь согреться. И, хотя из носа кровь больше не текла, Агито умудрился испачкать шерсть коня. Увидев, что он натворил, Ванижима виновато потупился.

Оказавшись на поверхности, Агито пугливо огляделся, натягивая ткань рубашки и пытаясь скрыть свою наготу. Сейчас, когда опасность перестала маячить, в мальчонке проснулся стыд. Его нагим видело уже два взрослых мужчины. По-позор... - стуча зубами и даже в мыслях сбиваясь, думал мальчишка, переминаясь с ноги на ногу. Благо сапоги с него так никто и не снял, а потерявшейся ботинокь он напялил на свое законное место.
Наверное, эта была странная картина - залитый кровью мальчуган в короткой рубашке с чужого плеча и больших военных сапогах.
Но, к счастью, в парке было пустынно, поэтому сее изображение, написанное маслом, никто не увидел. Агито еще раз огляделся, что как раз было вовремя: коню вздумалось коснуться лбами, но не учел поворота головы мальчика, оказавшись в его пахнущих подземельем и змеем волосах. Этот терпкий змеиный запах, словно невидимый след, прощальный подарок от мнимого отца, был по всему телу мальчишки.
Все же повернувшись, так же резко как и раньше, уже мальчишка не учел ситуацию, столкнувшись челюстью и губами с устами коня. Впрочем, через несколько секунд их разделал небольшой шаг, а Ванижима усиленно делал вид, что ничего не произошло.
- Х...холодно... Пойдемте к вам домой?
Ванижима поежился. Его давно колотило, хотя день был теплый и пригожий, мальчишка сейчас выглядел, будто его долго в темнице без света насиловали: тонкое тело, дрожащие конечности, торчащие во все стороны волосы, тонкая дробь зубов и посиневшие губы.

Отредактировано Агито (2011-10-01 22:36:41)

Сидеть на пуфе не было ничего зазорного, но мальчишка все равно смущался. И вот от чего: перед ним стоял конь, который разувал его. Это было так необычно, даже по-своему оскорбительно для мальчугана, хотя с другой стороны паренек понимал, что это всего лишь забота. Но все равно пугало и смущало.
Пойти снова в магазин не прельщало никак. Тем более, несмотря на ласку Астелла, Агито еле сдерживался, чтобы не заорать и не забится куда-нибудь в угол. Что произошло не оставило просто так мальчишку. Слова о мытье тела прозвучали с опозданием - Агито уже ласточкой заскочил в ванную комнату и, может излишне резко, захлопнул за собой дверь.
Оказавшись один, не считая зеркала напротив, мальчик буквально стек по двери, начиная едва заметно всхлипывать. Но ванна манила прежде всего не мылом, а теплой водой. Набрав в нее воды, пошаманив над многочисленными бутылочками и вылив из каждой склянки примерно половину (шапмунь, гель для душа, пена - не важно. Агито все равно внятно не смог прочитать что есть что), Ванижима погрузился в это нечто по шею. Вода приятно начала согревать тельце, хотя сначала было не очень-то и приятно: просто холод, потом тонкие иголки и наконец-то ошеломительная боль суставов пополам с нагреванием тела. Агито молча все терпел, привычно считая минуты.
Устало откинувшись на бортик ванны, Агито прикрыл глаза - и пострадавший и здоровый - и, кажется, задремал...

А паренек и вправду задремал, нежась в теплой мягкой водичке, которая мало-помалу остывала. Пена тоже тихонько оседала, лопались радужные пузыри с тихим шуршанием. В какой-то момент волосики, те, которые не намокли, слегка шевельнулись от струи воздуха - открылась дверь ванны. И вошла эта тушенция, которая никак не могла придти спокойно, а, главное, тихо. Агито невольно наморщил лоб, хотя остался лежать так расслабленно, положа голову на теперь уже теплый бортик ванны. Звякание рядом ни о чем не сказало мальцу, хотя напомнило почему-то тарелки.
- Малыш.. Я тут чаю тебе принёс. Он тёплый и с вареньем... Будешь?
Действительно, отвлечься от тела и от мира не удалось. Ванижима недовольно открыл по привычке оба глаза и сел уже прямо. Теперь же пена, раньше колыхавшаяся около его подбородка, обосновалась на уровне живота. Привычно согнутые коленки колышками торчали из-под воды, блестя мыло в свете лампы. Агито чуток взбултыхнул воду, разводя подальше от своего тела пену, одновременно моя руку от пены и протянул руку к чашке, пытаясь дотянуться. Капли воды срывались с подушечек пальцев на кафель.
- Спасибо...
Ухватив-таки за ушко чашки, Ванижима едва удержал чашку в руках, но все же перенес посудину к себе и медленно отпил глоток.

Отставив, а точнее просто утопив чашку в ванне по рассеянности, Агито ощутил губами печенье. Но сейчас есть не хотелось, поэтому паренек сел, отклонившись от лакомства. Сейчас любой вид еды приносил страдания. К тому же мальчик страдал. Ему хотелось тепла, но он чувствовал, что это подземье нескоро сотрется.
- Мое полное имя Агито. Агито Ванижима.
Лаконично ответил парень, не выдавая жадность к ласке в душе. Сплошной комок серости и унижения, малец спешно старался восстановить внутреннее равновесие. Его внутреннее "я" билось в груди, настоящее "я", не разделенное на два осознания себя.
- Это я. А второе мое лицо зовут Акито.
Разница всего на одну букву - с первого взгляда. Но Ванижима давно это решил для себя. Акито - звучит как-то мягко, как и есть для человечка, кем был раньше паренек. Был... Сейчас он злой и язвительный, любящий драки. Он - Агито, с твердой буквой.
И это было ложью. Потому что Агито внешний и Акито внутренний - одно лицо. Сильное "я" было скорее скорлупой, защитой от всех рядом. И защита неплохо справлялась.

- Мальчик мой, прости меня пожалуйста.. прости меня, что допусил, что неуберёг...
Агито резко повернулся лицом к коню. Так резко, что брызки воды и пена шампуня брызнули в разные стороны, образовав потеки на стенах. Но не это интересновало мальчика. Все его внимание было прикованно к Астеллу. Веки тихо подрагивали, на ресницах висели капли. Не зная, как со стороны это выглядело, для Агито было просто неприятно, тяжесть на волосиках, поэтому он моргнул; капли же воды легли на щеки и быстро скатились по лицу. Паренек, избавившись от неприятных ощущений, снова уставился на коня. Особенно на его уши. У Ванижимы была просто какая-то навязчивая идея подойти и потрогать уши.
Не долго думая, мальчик вскочил. Вода тяжело бултыхнулась, но не выплеснулась через бортики, иначе бы был потоп. Всеглобальный, с затоплением соседей снизу. Агито же уже прижимался к груди коня, оперевшись ради устойчивости лодыжкой на бортик ванны. Это было так приятно...так тепло. Агито даже, кажется, мурлыкнул, прикрывая глаза от удовольствия. Казалось, что-то, что паренек давно так тщетно искал, найдено. Это что-то сейчас вело мальчика, подпихивая под задницу.
Закусив губу, Агито потянулся, встав на бортик, оказавшись наконец-то выше Александра, и задумчиво потрогал уши. Они были тонкими и мягкими - удивительно. Следуя некому принципу маленьких детей, Ванижима еще и лизнул одно. На язык забилась шерсть.
- Блять...
Теперь еще язык очищать.

Слова Астелла произвели не ту реакцию, на какую, видимо, конь расчитывал. Мальчик пришел в такой дикий восторг, что даже забыл о волосах на языке. Вот это то самое, что он мне не показал. Ну, теперь не отвертитесь, да. Я добьюсь своего, чего бы мне этого не стоило.
Все же его коварные планы свершились, но позже. Сначала его поцеловали. Казалось, что же в этом такого, но мальчишка просто замер от неожиданности. В отличии от прикосновений языка змеи, касания губ коня было иным. Теплым, вселяющим уверенность и отсутствие страха. Но поцелуй закончился, вместе с отпрянувшим Астеллом в ванну попой вниз слетел мальчишка, которого конь все же не удержал. Волна пены обрушилась на несчастного коня, ведь ванна была наполненна почти до краев. Дааа... Это было знатное цунами. Все обтекало, пол же тихо представлял себя морем или хотя бы озером. И завершал эту картину Ванижима, сидевшись теперь в ванне с водой на самом дне.
- Оой... Простите...
Агито аж всплакнул. Ему честно было стыдно, что вот так вот он все и испортил. Тем более, что задница побаливала от удара.
Включив воду, мальчик быстро ополоснулся, смывая мыло со своего мыла, а потом встал, потянув полотенце, начав вытираться. Он хотел как можно скорее одеть халат и помочь с восстановлением ванны.

Решив ноги не вытирать, тем более, что пол представлял собой все же большую лужу, Агито спрыгнул с бортика в воду, поднимая маленькое облако брызг. Агито сорвал тот самый короткий халат, одел его, скрывая свои нежные места, взял еще одну тряпку и принялся помогать. Так как ванна все же была небольшой, конь и человек то и дело стукались то головами, то руками, то бедрами. К концу уборки Агито это начало даже веселить.
Кончив вытирать пол и понадеявшись, что до соседей ничего пока не дошло, Ванижима повернулся, встал на бортик ванны и уже целеустремленно, даже высунув кончик языка от усердия, принялся тереть уши коня. Ему нравилась их мягкость.
- Теперь... я... знаю... - аж пыхтя от усердия приговаривал малец, почесывая и пощипывая, мня ухи - вашу... точку... Уф! Теперь-то вы от меня никуда не убежите
Агито заливисто засмеялся, напрыгивая игриво на коня, обхватывая его руками за шею, а ногами обвивая талию, и бесстрашно заглядывая в глаза своим коварно-теплым глазом. Ему так нравилось играть вместе с конем, смотреть как он краснеет. Но вот картинки из книги, в которых было нарисованы некоторые позы, похожие на эту, заставили мальчика густо покраснеть:
- А я вам нравлюсь?
Брякнул не подумав Ванижима, сам же задаваясь этим вопросом.

Мальчишка кивнул, соскальзывая с бортика, принимая ответ Астелла на свой счет.
- Вы тоже мне очень нравитесь. Очень-очень. Вы такой... Словно большая игрушка
Сравнение с игрушкой заставило Агито еще разок хохотнуть и исчезнуть из ванны.
Но стоило лишь выйти за дверь, как это счастье быстро слезло, примерно как вода недавно с коня. Агито бросился бежать, бухая мокрыми пятками, в свою комнату. И только бухнувшись поперек кровати, Агито позволил себе слабо-слабо улыбнуться, как бы прощаясь с недавним весельем. Все же это не для Ванижимы. Он привык быть черствым и жестоким, а тут этот конь своим теплом наоборот смягчал его колючее сердце.
Что же он делает со мной...
Агито перевернулся на кровати ногами к изголовью, сжимаясь комом. Он не понимал, что это такое, и почему не больно. Вспомнились последние слова с Астеллом. Он же спрашивал просто так, без никаких помыслов, занять паузу. А на, фактически признание, ответил смехом. Паренек чувствовал, что что-то все же упустил. Потерял в порследнем диалоги. Что-то очень важное не только для коня, но и для себя.
Александр... Вы...
- Александр... - прошептал мальчик, сжимаясь еще сильнее, отчасти от холода, отчасти от себя. Он все больше запутывался. - что же... Зачем вы так...

Паренек и так запутался в себе, в своих чувствах и переживаниях, а тут опять этот приполз со своей отягощающей заботливостью. Даже, скорее всего, гиперзаботливостью.
малец пытался отгородится от коня, закапывая голову в одеяло, но не слишком от этого преуспел, и еще сильнее разозлился. Прочь оковы, прочь вежливость, достало.
- У вас, что, других дел нету?!! Отвяньте от меня, наконец-то!!!
Бухтыхнув ногами, пытаясь зарядить пяткой в лицо или хотя бы в живот, Агито с яростью выдрал простыню из-под коня так, что ткань с громким треском разорвалась, и закутался в этот огрызок, заползая в самый темный угол между стеной и тумбочкой. После дерзости стало чуть легче, словно камень с души свалился: Агито явно показал, что он не мягкий котенок, из которого можно веревки вить и всячески тискать. Он - самовлюбленный хам, эгоист и сквернослов, другого от Ванижимы нельзя ждать. Он будет таким до конца, пока не сдохнет... или кто-то не перевоспитает.
Представляя в своем углу разнообразные ужасы, Ванижима закусывал ткань и тихо скулил, жалея себя.

Дождавшись, пока Астелл вытащится из комнаты, малец кинулся к вышеуказанному шкафу, начав рыскать в нем. Найдя-таки клочок бумаги и огрызок карандаша, он сел за стол и, выводя усердно линии, принялся что-то чертить.
Спустя несколько минут напряженного труда, был создан такой шедевр.

Полюбовавшись на сие чудо, Агито повертел бумагу так и сяк, словно думая о чем-то, потом вскочил и начал искать новый лист. Найдя целую кипу бумаги, мальчик, не отдыхая, начал вычерчивать разные квадратики и треугольники, после, взяв-таки какую-то книжку, (название оной ничего не говорило Ванижиме) и принялся выписывать буквы алфавита, покрывая белую поверхность листа корявыми буквами.
Затем это занятие надоело мальчику, поэтому, набросав несколько слов, Агито аккуратно отворил дверь в коридор, высунув вихрастую голову наружу. На горизонте никого не было. Паренек тихо, стараясь громко не пыхтеть, не скрипеть полом и громко не стучать коленками, пополз на четвереньках к комнате Александра. Заглянув в щелку между полом и дверью, Ванижима ничего особого не увидел, что его обрадовало. Вытащив лист бумаги, он принялся проталкивать его через эту щелку. Бумага не поддавалась: то зацепившись краем за какую-то щепку, она загибалась, то сквозняк мешал. Протолкнув-таки записку, он так же быстро и тихо уполз к себе в комнату, оставив на полу послание:
"Аликсандр, прастите миня"